Соня, пользуясь свободной минутой, красилась под танюшин щебет.
- Ну вот, - продолжала Танюша. - Он приходит и, говорит: «Боже, девочка!
Как ты похожа на свою мать!»
- А она?
- А она говорит, что она и есть мать, а выглядит так хорошо потому,
что ее красота пролежала много лет в холодильнике одиночества.
- А он?
- А он в ответ, что знает, что она – мать, но имеет в виду ее маму,
то есть бабушку той, о которой подумала та, что на самом деле мать.
- Интересно.
- Еще как. Оказывается, у них был роман.
- С бабушкой?
- А что. Она, между прочим, очень здорово выглядит.
- Да. У них у всех там такой вид, как будто детей рожают в пять лет,
а потом отдают в инкубатор.
- Очень красивая. Она спускается в кресле-каталке...
- Бабка?
- Нет. Внучка. Она же инвалид, ты забыла? Очень красивая, но не может
ходить после шока.
- Какого шока?
- Ну когда увидела отца в спальне с дядей Горацио. Так у нее ноги и
отнялись.
- Ну-ну... - Соня закончила с левым глазом и принялась за правый.
- Ну вот. Спускается, значит, эта внучка, и тут мы видим, что у них
с гостем родимое пятно на одном и том же месте.
- На носу?
- Нет. Шее. Вооот такое здоровенное! Только у него – слева, а нее –
справа.
- Дай-ка я догадаюсь... Гость приходится ей отцом!
- Бинго! Только не он сам, а его сын, который умер.
- Как же он ухитрился отцом стать, если умер? Зомби, что ли?
- Сама ты зомби. Она же к нему в больницу ездила перед смертью.
- На каталке?
- Да не внучка, а мама!
- Которая бабушка?
- Нет. Которая просто мама. Хотя она тоже скоро станет бабушкой, только
не в этой серии.
- А откуда ты знаешь?
- Чувствую.
- То есть та, что на каталке...
- Да. И она тоже.
- Где же она познакомилась со своим зомби?
- Где-где... Непонятно, что ли? В больнице, конечно... А как она убивалась,
когда он умер... Если бы ты только видела... - Таня всхлипнула.
- Ну, ну... Ты мне это брось, подруга. Вот, подержи лучше зеркало...
- Молодой человек... - старуха Марлена подсела к вору Игнату и зашептала
на ухо. – Я могу на вас положиться?
- Ммм... Попробуйте. – Игнат удивленно и немного нервно огляделся.
- Коммунист?
- Никак нет. Сочувствующий.
- Комсомолец?
- Было дело.
- Так. Значит, из наших... Видишь милиционера с буржуйкой? Который раньше
сидел с двумя алкашами.
- Как это «сидел»? – не понял Игнат. – Он же мент.
- На скамейке сидел... Ты, слышь, товарищ... Бандиты они.
- Да вы что?
- Верь, у меня глаз-алмаз. Вот, ты, например. Сразу вижу – хороший
человек.
- Я? Да. Я – хороший.
- То-то. Я насквозь вижу. А эти трое – бандиты. И вон те два старика
– тоже с ними. И буржуйская дамочка. И два беспризорника с мамашей. Никакая
она им не мамаша, сердцем чую.
- И кошка?
- А кошка у них – самая главная. Символ банды. Во как.
- Ну и дела...
- Дела наши плохи. Сам понимаешь, ловить надо.
- Кого?
- Кого-кого. Не тебя же. Этих сволочей, ясное дело. Ты, часом, не из
органов?
- Нет.
- Жаль. А самбо-карате знаешь?
- Кто такие?
- Ясно. Ох, мало нас... Ох, мало. Что делать то будем? Может, с машинистом
шепотом связаться?
- И что?
- Пусть вызовет подкрепление... Нам бы только до станции доехать. Что-то
долго нет ее...
- Подкрепления не надо.
- Как же без него-то?
- Не надо, - твердо повторил Игнат. Ему вполне хватило одного мента
в вагоне.
- Сами-то не управимся.
- Давай здесь подсуетимся. Вот человек сидит. Он – не из этих?
- Да он же черный! Кавказец! Ты в своем уме?!
- Ну и что, что кавказец. Кавказцы, знаешь ли, тоже разные бывают.
- Все бандиты.
- И товарищ Сталин – бандит?! И Серго Орджоникидзе!.. Да я тебя сейчас,
старая...
- Чур меня... И впрямь... Дело говоришь. Ладно, сынок. Я пойду к нему пошушукаться,
а ты с этих глаз не спускай! Ясно?
- Как божий день.
- Бога не поминай.
- Слушаюсь...
- То-то. Я пошла...
Бабка бочком, по крабьи, перебежала на скамейку напротив – шушукаться
с Черным Человеком.
Вор Игнат бдительно зевнул и покосился на свой мешок.